Владислав Крапивин

Categories:

Владислав Крапивин:
«Главное было – не лениться!»

Этот текст был впервые опубликован в журнале уральских журналистов «ФАКС» в первом номере за 2011 год, посвящённом 75-летию журналистского образования на Урале. Представляем его вашему вниманию.
Интервью Влалислава КрапивинаВладислава Петровича Крапивина, выпускника 1961 года, представлять, я думаю, не надо. На его произведениях выросло уже несколько поколений детей. Со страниц его книг в нашу жизнь приходят удивительные герои, на которых мы хотим быть похожими – Егор Петров, Серёжка Каховский, Славка Словуцкий, Женька Мезенцева…Мы открываем для себя удивительные миры, находящиеся на других гранях Великого кристалла, и мечтаем попасть в безлюдные пространства. Трудно себе представить, что его юность прошла там же, где сейчас проходят наши студенческие будни – в тех самых аудиториях. Когда-то десятиклассник Слава Крапивин, так же, как и многие из нас, приехал в Свердловск, чтобы поступить на факультет журналистики…

– Владислав Петрович, расскажите, почему Ваш выбор пал именно на факультет журналистики УрГУ?

– Рука судьбы! Это был выбор судьбы, а не мой выбор. Изначально у меня было желание пойти в морское училище, но врачи не пустили – сказали, дохлый слишком… Тогда мама посоветовала идти по стопам родителей и поступать в педагогический институт. Я прикинул – с ребятами я любил возиться, и, может быть, это будет интересно… Я пришёл подавать документы в пединститут города Тюмени. Я хотел пойти на «ин.яз.», но туда почему-то не принимали документы. А на филологический я не захотел – видел, как старшая сестрица мается с проверкой тетрадей. И тут я подумал – а почему бы не сделать более смелый шаг и не приблизиться к настоящей литературе? Поеду-ка я в Свердловск. Не так уж далеко, 300 верст… Попытаюсь поступить. Ехал без особой надежды, у меня четыре тройки было в аттестате. По всем математикам и почему-то по географии. Хотя географию я знал, конечно!

Но времена были совсем другие. Сейчас надо извиваться, ворочаться, смотреть, какими путями поступить… а тогда всё было просто! Приехал, сдал документы, получил расписку. Потом приехал снова, сдал экзамены. И всё!

– Сложные были экзамены?

– Сложные, конечно! Но и подготовка у меня была хорошая. Школа была сильная, да и сестра – педагог, по русскому и литературе готовила. Поэтому экзамены я сдал все на «отлично»! И этого было вполне достаточно, чтобы меня зачислили.

– В то время творческий конкурс уже был?

– Как такового конкурса не было, но поощрялось, если сдавали напечатанные работы. У меня были какие-то чахленькие, но это особой роли не сыграло. Сыграло роль то, что я сочинение написал на «отлично» и русский устный тоже отлично сдал. На меня уже после этого смотрели, как на перспективного товарища. Ну, и потом я сдал так же остальные предметы, и даже географию, не смотря на школьную тройку!

– На журфак надо было сдавать географию?

– Да. А всего пять предметов надо было сдавать – сочинение, русский, историю, географию, иностранный. Но всё это было вполне нормально – знания требовались на уровне школьной программы. Никаких репетиторов не требовалось. Всё было честно: если ты обладаешь знаниям и всё успешно сдаешь, ты поступил.

– Владислав Петрович, какие предметы во время учёбы были сложными для Вас?

Владислав Крапивин: «Главное было не лениться!»
»
– Военное дело! Мы обучались на военной кафедре. Там учили на артиллеристов и требовалась математика. А я же в ней ни бум-бум! И для всех нас она была очень трудной.

Вот сейчас на журфаке в течение семестра преподают математику… А тогда это показалось бы дикостью! Гуманитарии же мы, какая нам математика!

А остальные предметы все были гуманитарные. Литература нам нравилась, мы изучали её с древней до современной. История тоже… И спецпредметы, и практика журналистская – всё это было очень интересно! Интересно было изучать историю журналистики, стилистику, делать газеты.

– Какой-то предмет можете выделить?

– Даже не столько предмет, сколько преподавателя. У нас был великолепный преподаватель по стилистике Павел Акимович Вовчок. Ветеран войны, без одной руки. Он был удивительным человеком – очень весёлым, очень жизнерадостным. Стилистику он знал отлично и учил нас на основе всяких ярких примеров… И главное – он был добрейшей души человек! Про него ходили легенды, что он за всё время своего преподавания поставил только один «неуд»!

Причём студент был вообще не готов – сидит и не может двух слов сказать! Павел Акимович говорит: «Ну, прочитайте вот эти полстраницы и перескажите мне их своими словами!»

И даже этого не мог сделать этот эрудит великий! Павел Акимович извинился и отправил его готовиться… Его, конечно, все очень любили! Вообще у нас преподаватели были хорошие. Немецкий вела у нас Юлия Михайловна Стадлер. Я неплохо подучился немецкому, даже книги мог читать… сейчас, наверное, забыл уже всё. Кстати, интересно, что сказку «Пиноккио» я впервые прочитал на немецком языке. Тогда на русском она не издавалась. Я её увидел в иностранном отделе, купил и проглотил, как на русском…

– Факультет журналистики всегда славился своей внеучебной жизнью. Чем Вы занимались кроме учёбы?

– Про себя, про наш факультет, мы всегда думали, что мы самые весёлые, активные, остроумные… но у других факультетов, наверное, тоже была активная внеучебная жизнь. Кроме учёбы у нас был колхоз. Ещё ездили на целину… Были каникулы, куда-то с ребятами ездили. Собирались, брали палатки, и в путь! Это не требовало каких-то больших затрат…

– Была ли у Вас возможность совмещать учёбу и работу в газете?

– Я сам совмещал! Это было принято, это считалось достойным делом… Если на других факультетах хотели подзаработать, шли вагоны разгружать. Ха! Зачем журналисты пойдут разгружать вагоны, когда есть газеты? Можно прожить на гонорар! Мы жили так, что я иногда даже маме деньжат подкидывал в Тюмень.

– Как преподаватели относились к тому, что Вы работали и иногда пропускали пары?

– А мы не пропускали! После учёбы идёшь по корреспондентским делам, берёшь интервью, пишешь репортаж… И это одобрялось, даже принималось во внимание, как заслуги. Я помню, в Доме печати, где сейчас «Уральский рабочий», в коридоре была касса. Я стою – получаю деньги за несколько публикаций… А за мной в очереди наш преподаватель-искусствовед Борис Васильевич Павловский. Заглядывает мне через плечо, смотрит в ведомость и говорит: «Ого!» Главное было – не лениться!

– Владислав Петрович, сразу после окончания вуза Вы создали отряд «Каравелла». Приходилось отряд совмещать с другой работой?

– Я работал в «Вечёрке», потом перевёлся в «Уральский следопыт». Там я работал до конца 1965 года, а отряд начинался ещё в 1961. В «Следопыте» я был зав. литературным отделом, работа эта была очень творческая. Совмещать получалось всё – и учёбу, и работу, и отряд…

– У нынешних студентов-старшекурсников часто возникает проблема: начиная работать, они пропускают учёбу…

– Это ведь смотря, где работать. Быть внештатным корреспондентом газеты – не значит, что надо пропускать занятия. Поучился, а потом идёшь по заданию, с кем-то встречаешься… Ещё от темы многое зависит. Например, на завод идти в рабочее время – неудобно. А идти освещать какие-то мероприятия городские – конкурсы, премьеры – это всё ближе к вечеру проходит, и можно везде успеть. Репортажи по городскому хозяйству можно делать, фельетоны писать…

Всё зависит от человека. Если он хочет совмещать, он найдёт время и возможности.

Могу поделиться своим опытом. В начале шестидесятых у меня была племянница-третьеклассница Иринка Чеснокова, позже Ханхасаева. Она, кстати, потом тоже училась на журфаке. Она стала приводить ко мне одноклассников, друзей по двору… Постепенно сколачивалась группа. Собирались мы когда угодно. Сидели на чердаке, на опушке леса, на дворе. Занимались мы с ними разными делами. Ходили в лес, в поход, игры устраивали, киносъёмкой любительской камерой занимались. Это и было началом отряда. Как вы понимаете, такая «работа» вовсе не подразумевала, что надо пропускать работу. Тем более, что работа в «Следопыте» была очень свободной – я мог пойти к девяти утра, а мог пойти к обеду. Мог вообще не пойти, если в редакции не было важных дел. Там было главное – сдать вовремя материал. А готовить ты мог его вечером, днём, дома, где угодно.

Интервью Влалислава КрапивинаК 1964 году отряд стал формироваться именно как организация, а не как дворовая компания… Начались первые организованные походы, появился первый флаг, первый горн, первые элементы устава… И в 1965 году журнал «Пионер» выдал нам удостоверение, что мы пионерский отряд. Стала появляться форма, устав… Тогда как раз утвердили новый образец формы, и в том числе формы для спецотрядов. Рубашки у нас были чёрные, как ленточки моряков… А на самом деле, просто других в магазинах не было.

Так что мне не приходилось выбирать между работой, отрядом, учёбой… Всё как-то само по себе улеглось.

– Давайте вернёмся к Вашей жизни на факультете. У Вас каждый год была производственная практика?

– На первых курсах она была очень необременительная… просто надо было сдать несколько материалов. По-моему, на неё даже не выделялось какого-то особого времени. После третьего курса уже была месячная производственная практика. Все мои одногруппники разъехались по разным городам. Я оказался в Ленинграде на заводе «Полиграфмаш». Там выпускалась многотиражка этого завода. Практика была – не бей лежачего. Эта газетка выходила раз в неделю, надо было напечатать там пару материалов… С нами тогда ещё был Слава Шибаев, в будущем – известный писатель. Были мы люди «пишущие», большим трудом не считали написать несколько материалов, и поэтому ленинградская поездка была для нас сплошной радостью.

Через год меня отправили на практику в «Комсомолку» в Москву. Видимо, я уже начальству приглянулся, как перспективный автор. В «Комсомолке» было вообще очень здорово! Я попал в отдел учащейся молодёжи. Работал вместе с Симой Соловейчиком. Это очень известный педагог, один из создателей так называемой педагогики сотрудничества, автор педагогических книг. Тогда считалось: если человек, попавший в центральную газету на практику, напечатает хоть какую-нибудь информацию, он уже «на коне»! Я ухитрился напечатать очерк о пионервожатом, репортаж об учебном годе. И приехал триумфатором.

Что ещё характерно было на журфаке? Большое внимание уделялось именно творческой стороне – тому, что ты пишешь, как ты пишешь. Где тебя печатают, как к тебе относятся в тех редакциях, где ты работал. Это очень помогало. Я тогда был внештатным корреспондентом «Вечернего Свердловска», печатался в газете «На смену!»…

И впервые в том году, когда я заканчивал, в 1961, разрешили творческие дипломы. До той поры полагалось писать дипломные работы на занудные темы, например «Роль партийной организации Ульяновской области в освещении посевной компании в газете “Ульяновская правда”». Вот сидят люди и уныло выковыривают эти материалы, пытаются сказать какие-то связанные слова. А тут разрешили – можешь выбрать тему! Рецензия в газете. Репортаж, очерк… Я подъехал к своим руководителям. У меня был Валентин Андреевич Шандра, Павловский Борис Васильевич, Ананьев Евгений Григорьевич (Шерман в просторечии)… Шерман тоже был из «Следопыта», и он вызвался быть руководителем моего диплома. Я писал о своих очерках и рассказах. Тема звучала «Очерки и рассказы в газете и журнале».

Уже к началу марта я сдал все материалы, и со своим однокурсником Славкой Шугаевым 16 марта защитили дипломы. Впервые в истории университета – так рано никто до нас их не защищал! Просто очень интересно было работать – я чувствовал, что работаю над чем-то творческим. В Севастополь я ещё съездил, и очерк о поездке «Солнце над морем» тоже вошёл в диплом. Потом он даже в собрание сочинений вошёл… В то время, как некоторые коллеги по курсу ещё выбирали себе тему. До ГОСов ещё много времени – куда мне деваться? Ну, я как был на практике в «Вечёрке», так и остался у них в штате.

«Вечерний Свердловск» – первая моя журналистская колыбель. Я там работал в отделе народного хозяйства, в отделе пропаганды… Но чувствовал я себя неуютно, и мои начальники это понимали. Я хотел писать рассказы, а не репортажи о народном хозяйстве и партийных конференциях. Видя мою тягу, меня указом Обкома партии передвинули в «Следопыт». Просто так уволиться и уйти было нельзя, но всё оформили так, что я перешёл по работе.

– Можете рассказать, чем учёба помогла в жизни?

– Очень помогла! Эта учёба создала базу для будущей работы – журналистской, писательской… Ведь это же была серьёзная литературная школа: знания по литературе, знание классики, владение языком, стилистика – всё это мы получали в процессе учёбы. Это была настоящая гуманитарная база! Ну, кем я был после десятого класса и кем стал после пятого курса? Это же небо и земля!

Кроме того, это дало мне ощущение студенческой жизни, студенческого товарищества, особой атмосферы молодости. У нас был дружный курс! Были поездки на целину, активная жизнь… Причём наш курс был довольно оппозиционным в плане идеологии, ведь как раз в 1958 году начались скандалы с «Доктором Живаго». Когда студенты Литературного института размахивали плакатами, что они осуждают Пастернака – отщепенца и перерожденца, у нас никто не выступил. Мы вежливо, чётко, спокойно говорили: «Мы Пастернака оправдывать не можем, конечно, но чтобы иметь какое-то суждение о его романе, дайте нам сначала прочитать его». Это было бы дикостью говорить, как ткачихи на митингах: «Мы романа не читали, но мы осуждаем!» Мы позволяли себе смелые поступки и высказывания, и нас особо не трогали.

Были какие-то интересные события в жизни на факультете?! Трудно что-то выделить! Вообще, казалось, что вся жизнь была яркой и удивительной. Были прекрасные стенгазеты. В течение одного вечера мы умудрялись выпустить газету на 20 ватманских листах! И потом мы её вывешивали в аудитории, и вместо того, чтобы читать лекцию, преподаватель читал газету! Ходил вдоль неё, а мы развлекались… Были выступления, капустники, совместные мероприятия. А поездка в Ленинград – какое было яркое событие! Были диспуты, праздники. У нас была учебная газета, называлась «Советский журналист», и была университетская многотиражка «Уральский университет». Жизнь била ключом!

По материалам сайта «Отряд «Каравелла»

Comments are closed